Координационный совет оппозиции, избранный год назад на волне протестного энтузиазма, прекратил свою работу. Причем без всякого энтузиазма: последнее заседание было сорвано из-за отсутствия кворума, из 40 избранных членов КСО явилась лишь четверть. И уверенности в том, что выборы следующего состава совета обязательно состоятся, нет. Тем не менее, участник КСО Константин Крылов смотрит на перспективы оппозиционного движения с воодушевлением: власть сама подписала себе приговор.
«Не КСО виноват в том, что не произошло революции»
— Константин Анатольевич, нужно ли было создавать КСО, раз все так бесславно завершилось?
— Самая главная проблема КСО – это завышенные ожидания по поводу него в протестном движении. Почему-то кто-то видел в нем протопарламент, штаб грядущей революции и прочие такие вещи. Многие посчитали, что раз мы создали этот комитет, уже завтра непременно начнется «русская весна», по аналогии с «арабской». А когда этого не произошло, стали раздаваться обвинения, что это чей-то закулисный проект, что его подлинная задача «сливать» протест и так далее.
Для меня сразу было понятно, что КСО не станет катализатором крупного протеста. Естественно, что ничего такого не вышло. Да и не должно было выйти. Не КСО виноват в том, что не произошло революции и в Кремле до сих пор сидит полковник Путин. Извините, революции так не делаются. Мы будем вынуждены пройти через период реакции.
Главная функция Координационного совета оппозиции заложена в его названии — координация действий. И эту свою функцию КСО с грехом пополам выполнял. Совет, так или иначе, помогал налаживать нормальные контакты между оппозиционерами. В результате этих контактов удалось принять целый ряд взвешенных и конструктивных решений, что помогло предотвратить расколы в протестном движении.
— Но ведь были и конфликты, часть членов КСО заявила о своем выходе из совета.
— Конечно, были. В КСО выбрали людей по принципу их достоинств. Замечательно. Но, как оказалось, они вовсе не собирались заниматься совершенно скучной организационной работой. Они рассматривали КСО как увлекательное приключение. А эта работа, как выяснилось позже, вовсе не приключение. Потому что протестный пыл иссяк и начался период реакции. И тогда эти достойные люди элементарно перестали участвовать в заседаниях КСО.
Кто в этом виноват? Никто. Предъявлять претензии, например, Дмитрию Быкову смешно. Сразу было понятно, что такой человек не создан для оргработы. Я не буду далее упоминать имена этих людей, достаточно посмотреть список тех, кто занял на выборах КСО первые места. Обвинять избирателей тоже не стоит. Они голосовали за тех, кто наиболее ярко проявил себя во время протестных событий. Надеюсь, в будущем избиратели будут мудрее и проголосуют за, может быть, менее ярких, но зато способных к организационной работе. То есть за действительно политиков, а не своих любимцев.
Еще одно препятствие в работе КСО — его регламент. Он предполагал слишком тяжелые условия для принятия решений. Очень многие голосования не прошли, многие решения не были приняты из-за отсутствия кворума. Так откуда ему было взяться! Мы только что это обсудили. Несколько раз мы пытались отменить этот регламент, но увы. Возможно, эту проблему как-то решит следующий состав КСО.
Третий негативный момент — провал работы в комитетах. Организовывать ее надо уметь, а главное, иметь желание. Последнего чаще всего не хватало. Впрочем, ради справедливости надо сказать, что несколько комитетов отработали нормально. Например, комитет по идеологии, в котором я сам состоял. Худо-бедно был выработан документ, который является отражением настроений оппозиции в целом. Неплохо действовал комитет по координации протестных действий. Хотя и там случались провалы.
— В КСО собрались люди не просто разных, а взаимоисключающих идеологий. По-моему, сразу было ясно, что это станет камнем преткновения.
— Как раз эту проблему КСО успешно решал. Мы работали так же, как работает нормальный парламент: объединялись в частных вопросах, забывая про идеологию. Крайние националисты и либералы вместе голосовали за те решения, против которых, выступали, допустим, левые. Личное общение позволяло довольно эффективно преодолевать многие проблемы. Например, КСО решительно и последовательно выступает за освобождение политических заключенных. Но возник вопрос, кого считать таковым? Ясное дело, что либералам неприятно считать политзаключенными националистов, осужденных по 282-й статье УК (возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение человеческого достоинства по признакам расы, национальности и т.д. – ред.). Хотя спорить с этим сложно. В итоге определенное количество «правых» узников совести все-таки внесли в общий список политзаключенных от КСО. Правда, все-таки не всех.
«Складывается классическая предреволюционная ситуация, мы в периоде реакции. Дальше — развертывание революции»
— Как будет развиваться ситуация с КСО дальше? Стоит ли продолжать деятельность совета?
— Поработав в данной структуре, делаю вывод, что сам по себе это эффективный орган. Проблема в тех достойных людях, о которых я говорил. Лично мне перед моими избирателями не стыдно. Я предлагал и голосовал за те решения, которые ожидали от меня мои избиратели.
Скорее всего, будут назначены выборы нового состава. Возможно, буду участвовать в них. Но не исключаю и того, что они будут сорваны, если не удастся организовать процедуру выборов. Тогда через некоторое время попытаются создать какой-то новый координационный орган. Главное, чтобы он был выбранным, а не назначенным. Чтобы за каждым членом КСО стояли реальные избиратели.
«Эйфория первых оппозиционных выступлений сменяется нудной осадой»
— Мы поговорили о внутренних проблемах КСО. А если посмотреть на него глазами властей предержащих? Смог ли он попортить им нервы, нанести режиму какой-то урон?
— Без поддержки КСО у Алексея Навального не было бы такого блестящего результата на мэрских выборах в Москве. Потому что большинство организаций, поддержавших Навального, имели своих представителей в КСО. И вообще, так или иначе, самые серьезные оппозиционные действия были связаны с членами совета. Так что связь между ним и влиянием на режим прослеживается. С другой стороны, повторюсь, не нужно заблуждаться: КСО — это не штаб революции.
— Изменилась ли, на ваш взгляд, внутриполитическая ситуация с момента образования КСО?
— Складывается классическая предреволюционная ситуация, мы находимся в периоде реакции. Первый этап революции — это какое-то крупное выступление. Выступление на Болотной площади напоминало всероссийскую стачку студентов в 1900 году. Тогда многих ее участников преследовали, кого-то наказали. Так и сейчас: сначала режим испугался, потом понял, что враг не так уж страшен, и начались «посадки», то есть период реакции. И все-таки режим испуган, он беспокоится о своей поддержке в обществе, организует различные группы, которые пытаются ограничить свободу, трубит о своих победах и достижениях.
«Раньше в рядах среднего класса интересоваться политикой считалось неприличным, сейчас это стало достойным. Произошла политизация широких масс»
— К чему готовиться и как себя вести оппозиции?
— Оппозиция никуда не девается, всех не пересажать. Но надо учитывать, что в России, весьма дикой по своему политическому развитию, реакция может продолжаться довольно долго. Соответственно, оппозиции надо готовиться к планомерной атаке, то есть рассчитывать на долгую работу, когда эйфория первых выступлений сменяется нудной осадой. Причем с риском для себя. Потому что режим делает постоянные вылазки, захватывает пленных, карает их и так далее.
Правда, нужно учитывать и то, что в этом веке история движется быстрее, чем в прошлом. Да, ни завтра, ни послезавтра никакой Путин никуда не уйдет. Но и от проблем ему тоже никуда не уйти. У режима большие проблемы в экономике, гораздо более серьезные, чем об этом говорится официально. Всех достала национальная политика Кремля. И Бирюлево – это уже далеко не первая ласточка и не «цветочки». Это одно из событий в их череде, дальше будет еще хуже. Большие проблемы внутри самой властной группировки. Путин своим «путинским» дал уже все, что только мог. Теперь он может только отбирать. В общем, куча проблем, которые будут только усугубляться. То есть, так или иначе, будет происходить расшатывание путинского режима. А дальше — классический сценарий развертывания революции.
— Причем, судя по событиям в Бирюлево под политическими лозунгами идут уже не «сетевые хомячки», а крепкие парни с окраин, с ножами и кастетами в руках. Общество политизируется, а оппозиция радикализируется?
— Во-первых, большое количество хомяков может сожрать содержимое любого амбара. Поэтому я бы не стал обижаться на тех, кто назвал оппозицию «сетевыми хомячками». Они, сами того не предполагая, дали нам довольно точный термин.
Во-вторых, в обществе действительно происходят сдвиги. Я помню, что еще в классический путинский период, до 2008 года, в рядах среднего класса интересоваться политикой считалось неприличным. Это было что-то для лузеров с немытой лохматой головой и в свитерах с потертыми локтями. Настоящие люди, дескать, не политикой интересуются, а покупают дорогие машины и ездят загорать на шикарные курорты. Сейчас тренд сильно изменился. Интересоваться политикой стало достойно. Люди из разных социальных слоев все больше говорят о политике. То есть, да, произошла политизация широких масс.
По поводу радикализации. Оппозиция стала гораздо менее радикальной на словах. Раньше люди писали в «ЖЖ» о том, как они хотели бы «сжечь ментов на площади». Но сегодня происходит ограничение Интернета, режим научился преследовать за фразы. Зато от слов люди перешли к делу. Радикальных высказываний стало меньше, но реальной ненависти — больше. Потому что люди вдруг поняли, что режим не вечен, он рано или поздно кончится. И лучше поучаствовать в его кончине, потому что то, каким будет следующий режим, зависит от тех, кто уже сегодня участвует в свертывании нынешнего. Люди все серьезнее задумываются о том, как мы будем устраивать постпутинскую реальность. Я бы не стал называть это политической радикализацией, это скорее политическое взросление.
«Народ стал рациональным и потерял веру в харизматичных лидеров»
— Но многие считают главной защитой нынешней властной группировки высокие цены на нефть и газ. А если судьба режима зависит от внешних экономических факторов, какой смысл что-то предпринимать?
— Поскольку цены на нефть высоки, а ненависти в обществе все больше, значит, цены на нефть тут совсем ни при чем. Проблема Путина в другом. В том, что он пошел на третий срок. Буквально было сказано следующее: «Никто не способен занять мое место, я никому не доверяю, поэтому я продолжу свое правление». Из этого следует, что весь режим держится на одном-единственном гвозде — это сам Путин, а вовсе не цены на нефть. По крайней мере, все окружение Путина так и считает. С точки зрения развития или модернизации эта модель несостоятельна в принципе. Они не ничего не развивают, а лишь сохраняют то, что есть, латая дыры. Но дыр с каждым годом все больше. Вы сами видите, что происходит с пенсионной системой.
Но главная дыра даже не в финансах. А вот в чем. И режим Ельцина, и режим Путина опирался на определенную часть элит. У Ельцина это были банкиры, у Путина — силовики. Проблема в том, что эти группировки жадны, они склонны все больше и больше расширять свои аппетиты, а Путин уже ничего не может им дать. Производить в рамках этой модели тоже никто ничего не умеет. Они умеют только отнимать и пилить. Но они уже все распилили. Даже у академиков отнимают последнее. Дальше, наверное, начнется распродажа страны по частям. Дальний Восток уже сегодня является экономическим придатком Китая. Но в любом случае ресурс конечен. Вот это главная проблема путинского режима.
«Ненависти все больше. Люди поняли: режим не вечен и лучше поучаствовать в его кончине — от этого зависит, каким будет следующий режим»
— А вы, оппозиция, подтачивающая основы этого режима, уверены, что следующий лидер страны после Путина будет лучше, чем он? Даже если придет к власти с вашей помощью? Возьмет и развернет оружие против оппозиции, чтобы она ему не мешала. «Революцию делают романтики, а пользуются ее плодами прагматики», «революция пожирает своих детей» — классические формулировки.
— Если вы имеете в виду военную диктатуру (а часть военных тоже недовольна Путиным, сами знаете историю с Сердюковым и его любовницей, до сих пор никто не наказан), то она в России невозможна. Потому что сегодня у нас нет настоящих военных. Военный диктатор может появиться в Латинской Америке, где есть настоящая армия и настоящие офицеры. У нас офицеры — это, максимум, прапорщики с дополнительной фуражкой. Эти люди не способны ни на что, а тем более на принятие политических решений. Они собой-то не могут управлять, не говоря уже о политических процессах и стране в целом. Те, кто что-то мог, благополучно уничтожены. Поэтому я не верю в военный переворот.
Кто еще «великий и ужасный» может прийти? Какой-нибудь народный вождь? А народ готов принять такого вождя? Я уверен, что за эти 20 лет наш народ окончательно потерял веру в харизматичных лидеров. Когда мне говорят, что Навальный похож на Ельцина (а то и на Гитлера), я готов рассмеяться в лицо. Вспомните, кто такой был Ельцин в своей ранней версии. Стоило ему только заговорить в 1990 году — и все скандировали. Навальному же приходится по-настоящему завоевывать народную любовь, маневрировать между разными группировками и политическими взглядами. Наш народ стал прагматичен, к Навальному он относится предельно рационально и хочет от него вполне конкретных, ясных вещей. Именно на этом Навальный и выезжает: раскрутка конкретных коррупционных дел и фигур, теперь — критика пенсионной реформы и так далее.
— И все же, как, на всякий случай, избежать в будущем риска диктатуры?
— Наилучший вариант, по-моему, оставить президентскую республику, но лишить президента тех суперполномочий, которые он имеет сейчас. Хорошим противовесом президенту могло бы стать ответственное правительство, назначаемое не только главой государства, но и парламентом. Причем парламент вправе отправить правительство в отставку, и президент ничего не сможет с этим поделать. Это старая технология, использованная в Англии. Кроме того, нужно уничтожить рычаги давления на суд со стороны президента и создать подлинно независимую судебную систему. Это даже важнее вопроса о том, что лучше — президентская или парламентская республика.
