Вероятно, никто не испытывает иллюзий насчет того, что неприятности телеканала «Дождь» вызваны именно опросом про блокаду Ленинграда. Массовое возмущение, отказ кабельных операторов транслировать «Дождь», а потом чудесное спасительное вмешательство путинского пресс-секретаря Пескова — все говорит о том, что опрос был лишь поводом для атаки на независимых журналистов. Зато скандал с телеканалом «Дождь» отчетливо показал, что в России сформировалась государственная идеология, о необходимости которой твердили близкие к власти деятели со времен распада СССР, и что ее разделяют многие россияне. Если охарактеризовать ее в двух словах, то это «культ государства». Бурная реакция на вопрос «Дождя» была не только поводом оказать давление на телеканал, но и способом укрепить эту идеологию в общественном сознании.
В современных демократиях государство понимается как институт, основанный на общественном договоре, инструмент обеспечения свобод и благоденствия общества. Российская госидеология предполагает совершенно другой взгляд на государство. Здесь государство — святыня, самостоятельная, подлежащая почитанию и защите ценность. Такое государство существует ради самого себя, а не для блага людей. Наоборот, люди — должники и слуги государства.
Опрос, который телеканал «Дождь» провел в связи с блокадой Ленинграда, по сути именно об этом: можно (или нужно) ли было ради спасения людей пожертвовать городом, рубежом, государственной твердыней. Вокруг этой же самой темы крутятся все современные российские дискуссии об исторической памяти. С одной стороны высказываются сомнения в обоснованности и неизбежности жертв, с другой — обвинения в осквернении святынь, очернении истории и «огульном охаивании». В принципе, на такие обвинения невозможно ответить по существу, им можно противопоставить только принципиально иную систему координат.
Телеканал «Дождь» в ответ на травлю решил провести патриотический марафон под девизом «Любить Родину». Неловко критиковать коллег в момент, когда на них обрушились «народный гнев» и вся мощь госпропаганды, но стремление противопоставить «ложному» патриотизму официоза какой-то собственный, «истинный» патриотизм выглядит чрезвычайной нелепостью. В современных обществах сама идея патриотизма как верности какой-то отдельной от человека сущности — территории, государству, власти, народу — утратила свою актуальность, ее сменила идея гражданской ответственности. Что это за родина такая, которую должен любить современный патриот? Должен ли польский патриот распространять свою любовь на Львов, Минск и Вильнюс, а немецкий — на Страсбург, Гданьск и Калининград? Какие чувства патриот бывшего СССР должен испытывать к Латвии и Таджикистану? Должна ли эта любовь быть такой же изменчивой, как государственные границы? А если любить нужно не родину, а свой народ, то какую именно общность людей считать этим народом? В последние триста лет — с тех пор как был изобретен «патриотизм» в его современном понимании — эти противоречия разрешались при помощи войн. Одной из которых и на сегодняшний день самой кровопролитной и была Вторая мировая.
Есть такие вопросы, на которые, независимо от того, насколько точно они сформулированы, можно дать точный ответ. Вопрос «Дождя»: «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней?» именно такой, ответ на него давно и хорошо известен. Сдача города не спасла бы его жителей, но в том, что жертв было так много, а страдания ленинградцев были столь велики, в значительной мере виновато и советское руководство. Скандал, устроенный по поводу вопроса «Дождя», был нужен именно для того, чтобы этот ответ не прозвучал или не был услышан. Этой же цели служат и все государственные меры против «фальсификации истории». Любая жертва оправдана, если она приносится на алтарь государства. Любое решение оправдано, если оно служит самосохранению государства. Какая от этого польза людям, спрашивать нельзя: это может быть расценено как недостаток патриотизма и государственная измена.
