Это не война, потому что Путин — не полководец. Это спецоперация, потому что Путин — чекист

Вчерашняя встреча президента России Владимира Путина с представителями правительства относительно поставок газа в Украину завершилась угрозой перевести соседнюю страну на предоплату за газ — и одновременным предложением не применять это правило до проведения дополнительных консультаций с Киевом и Европейским Союзом. То есть, как и в случае с разрешением Совета Федерации о вводе войск в Украину мы имеем дело с отложенной угрозой — только теперь не военной, а экономической.

В каком случае угроза будет введена в действие, неясно: сам Путин выразил надежду, что “временно исполняющие обязанности различных уровней в Киеве не наделают там ничего такого, чего нельзя было бы исправить”. Эта фраза — один из типичных путинских сигналов, но намеренно нечетких: чего именно делать нельзя российский президент не поясняет, чтобы в любой момент объявить неприемлемым любое действие украинской стороны.

Это и есть суть украинского кризиса. Многие в Украине, в мире, да и в самой России убеждены, что у Путина есть конкретный, четко осуществляемый план — но на самом деле мы имеем дело с ежедневно, если не ежечасно изменяющейся тактикой, за которой не прослеживается никакой стратегии. Да, общие задачи у “плана Путина” есть — чтобы Запад считался с Россией как с супердержавой и признал постсоветское пространство зоной ее непосредственного влияния, чтобы украинское руководство отказалось от каких бы то ни было претензий на самостоятельную политику, чтобы в России никогда не произошло народных выступлений, схожих с украинскими. Но точного понимания того, как этого следует достичь, не существует. Не случайно дестабилизация ситуации на юго-востоке началась с пророссийских выступлений и вывешивания российских флагов на захваченных административных зданиях. Но затем сменилась митингами с требованиями возвратить “легитимного президента” Виктора Януковича — а сейчас вновь звучат российские лозунги. Завтра диверсанты могут выйти на манифестацию против НАТО, через три дня вновь вспомнить о Януковиче — и так до бесконечности, пока Путин не решит, что требуемый уровень нестабильности в Украине достигнут или не решится на большую войну.

Для того, чтобы понять смысл выполнения этих задач, нужно уяснить себе их цель. Любая агрессия, любое расширение территории, любое подчинение соседней страны должно быть обоснованно политически и экономически. Последний перед Путиным оккупант Украины — Адольф Гитлер — стремился к расширению жизненного пространства немцев, созданию новой империи, воплощению в жизнь постулатов национал-социализма. Чего хочет Путин? Попасть в учебник истории? Выступить новым собирателем земель? Обеспечить своему окружению новое пространство для заработка? Показать Западу где раки зимуют?

Проблема в том, что желания российского президента изменяются точно также, как и его планы. Именно поэтому можно констатировать, что государственный аппарат Российской Федерации в последние месяцы оказался в крайне деморализованном и разобранном состоянии. Силовики сочиняют планы, которые должны понравится главе государства — Путин — в точном соответствии со своим характером принимает на вооружение наиболее радикальные предложения, но затем откладывает их исполнение до неопределенного момента. Экономические ведомства призывают к принятию срочных решений по оздоровлению ситуации, ухудшающейся из-за начала санкций — но президент занят глобальными задачами и не хочет замечать возможных последствий российской изоляции. Дипломаты заняты в основном сочинением зубодробительных ответов на все новые и новые решения о прекращении контактов с Москвой — но реальная работа российского МИДа на западном направлении фактически остановилась. Высокопоставленные чиновники в Москве затаились и стараются не предвосхищать президентских заявлений — тем более, что они лишились возможности их предвидеть…

Что произошло за последние месяцы и почему путинских режим стремительно превращается из авторитарного в маргинальную диктатуру? Ответ на этот вопрос прост: Путин ищет оптимальную форму сохранения власти, причем власти именно своей, не клановой.

Став президентом в 2000 году, Путин был естественно зависим от семьи своего предшественника Бориса Ельцина и от олигархического баланса. Олигархический баланс был нарушен арестом Ходорковского, тогда же уменьшилось влияние семьи, которое удалось восстановить только с приходом в Кремль Дмитрия Медведева. Эта рокировка оставила у Путина и его собственных выдвиженцев острое ощущение нестабильности власти и доходов, которое они попытались преодолеть после возвращения Путина в президентское кресло. Причем не трудно заметить, что вначале преодоление осуществлялось с помощью конструкции милостивого и готового к диалогу с Западом монарха — вспомним хотя бы о помиловании Ходорковского, поиске взаимопонимания со Штатами по Сирии и миролюбивому тону накануне Олимпиады в Сочи. Майдан изменил путинский образ мышления кардинально — и уже не впервые: на место милостивого “короля-солнца” пришел неумолимый, но все еще не до конца уверенный в своих силах бонапарт.

Каждый вечер Путин засыпает с уверенностью, что он — Наполеон, каждое утро просыпается с вопросом — Наполеон ли он — и хватит ли у него сил по-настоящему противостоять Западу. Российскому президенту необходимо получить как можно больше с как можно меньшими потерями — потому что он понимает, что экономический крах и большое количество жертв сведет крымскую эйфорию в России на нет. Его два шага вперед и шаг назад — настоящие политические качели — ежедневный поиск “золотого сечения”, который Путин вынужден вести практически в одиночку, вместе с несколькими верными соратниками, прошедших ту же чекистскую школу и оттого также не готовых к кавалерийским броскам.

То, с чем столкнулся мир в Украине — это не война, потому что Путин — не полководец. Это спецоперация, потому что Путин — чекист. Но, учитывая неустойчивое психологическое состояние авторов спецоперации и меняющиеся день ото дня планы эта спецоперация может перерасти в войну — просто по ошибке.

Виталий Портников

Эхо России