Владислав Иноземцев объясняет, каким запасом прочности располагает экономика России сегодня и сколько она позволит продержаться на плаву президенту Владимиру Путину
В 2010 году Владислав Иноземцев от имени российской оппозиции заявил: “Путин должен уйти”. В 2012-м он «ушел» сам – вышел из партии Правое дело после того, как та поддержала Путина на президентских выборах. В 2015 он использует любую возможность объяснять европейским и украинским политикам: их действий недостаточно для того, чтобы заставить Россию изменить поведение. Пользуясь его приездом в Киев, НВ расспросило у Иноземцева – почему.
— Как вы оцениваете на сегодня состояние российской экономики – как повлияло на нее введение санкций, падение цен на нефть, расходы на участие в боевых действиях? Как долго Россия может существовать в таком режиме, какой запас прочности у ее экономики?
— Большой. После того, как Путин пришел к власти, нефть подорожала с $20 с небольшим до больше чем $100 [за баррель]. В 2013 году цены держались на $108-109. Поэтому финансовые поступления были колоссальные все эти годы, и сейчас резервы очень большие. Они уменьшаются, но все-таки Путин нашел очень хороший ресурс для сохранения своих возможностей. Через девальвацию, которая была очень сильной, он нивелировал эффект снижения нефтяных цен. То есть сейчас столько же рублей за баррель, сколько тогда, когда он был $100, а доллар – 32 рубля. В итоге рублевое наполнение бюджета приблизительно то же самое, что и было.
Если бы европейцы четко сказали, что Украина в 2025 году будет членом ЕС – это было бы лучше любой денежной помощи для украинцев
Конечно, падают дополнительные налоги, налог на прибыль, например, потому что для бизнеса ухудшаются условия. Но за счет того, что у людей нет дополнительных денег (сейчас государство не доплачивает ни бюджетникам, никому, как было в 2008 году), спрос маленький, инфляция маленькая, не из-за чего ценам расти.
Поэтому, нельзя сказать, что это точка стабильности, но это достаточно устойчивое состояние. И не будут потрачены все резервы за год или два, как многие говорят. Я думаю, что 2016-2018 годы Россия пройдет безболезненно.
— Безболезненно, если рубль и нефть будут на тех котировках, что и сейчас?
— Если нефть будет $35, то рубль будет 100 – и все равно это будет безболезненно. Это несколько понизит уровень жизни населения, но проблема в том, что Путин – гениальный ситуационный политик, он прекрасно видит, на что народ реагирует. И идея конфронтации с Западом очень хорошо ложится на российское сознание: “есть конфронтация, мы в состоянии внешней агрессии, поэтому нужно сплотиться, консолидироваться, затянуть пояса, конечно, будет ухудшение экономического положения, но это абсолютно допустимо в условиях такого безумного противостояния, это новая холодная война, и мы должны выжить и укрепиться”.
Я думаю, что даже если уровень жизни упадет на 10-15% – это совершенно не подорвет русских позиций. Опаснее другое. Можно иметь относительно прежний уровень жизни по стране в целом, но иметь проблемные точки. Допустим, уровень жизни в целом по стране просядет на 5%, но в трех областях – не выплачивают зарплату учителям четыре месяца – это проблема. Тогда возникают точечные моменты протеста. Это действительно может срезонировать и стать политическим фактором. Но я не считал бы, что это очень вероятно.
— Как вы оцениваете реальный эффект санкций на Россию?
— Они бьют, но только финансово. То, что большие корпорации не могут перекредитовать долги, а вынуждены отдавать их, увеличивает отток капитала, который был в прошлом году рекордным, и уменьшает их инвестпрограммы. Но это все работает немножко на будущее – не инвестируют в новую разработку нефтяного месторождения, не строят новый кусок железной дороги. Но это не означает, что сейчас все рушится. Это остановка будущего роста.
Все остальное – бессмысленно. Личные санкции, запрет на въезд, ограничения поставок оборудования – не о чем. Нынешние санкции не могут ничего изменить.
— То есть это бесполезный инструмент?
— Запад ввел санкции, на мой взгляд, по одной простой причине – он не хотел ничего делать, но не мог и промолчать. Финансово поддерживать Украину – не хотел, вводить войска – не хотел, нарываться на конфронтацию с Путиным – тоже. А надо было что-то сделать, чтобы проявить солидарность. Вот они и ввели эти санкции. Сейчас война не идет, сейчас нет нового Иловайска. Почему их нужно ужесточать?
— Что нужно, чтобы они оказали то влияние на Россию, которого ожидает Украина?
— Чтобы санкции сработали, нужно, во-первых, запретить западным компаниям владеть любыми финансовыми инструментами в России. Очень сильный фактор, потому что половина торгов на бирже идет от нерезидентов. Если иностранцам скажут, чтобы продали все российские бумаги – то фондовый рынок России падает на 60% за три дня. В итоге наш уважаемый олигархат становится вполовину беднее за несколько дней, что, мягко говоря, не понравиться никому. Это не то же самое, что твоя компания не может деньги привлечь. Это значит, что у тебя вчера было $3 млрд, а стал $1 млрд. И Владимир Владимирович – так сказать, причина такой радости. Это сильно меняет ощущения людей в бизнесе.
Затем, ограничение экспорта энергоносителей. Но Европа не может даже с Газпромом справиться. Она имеет 80 миллиардов излишней резервной мощности в LNG-терминалах, на поставку, и все равно не поставляет LNG-газ. Она все покупает у Газпрома, потому что там дешевле. Собственно, цены на газ-LNG к декабрю будут приблизительно такими же, какими были газпромовские цены полтора года назад. Но если бы Европа хотела жестко ответить России, она бы сказала: “Ок, мы готовы не сэкономить на удешевленном газпромовском газе, и переключиться по той же цене с Газпрома на LNG”. Но ничего же не происходит, никто не собирается это делать. Наоборот. Они увеличивают закупки, потому что цены становятся более конкурентными.
— А если бы Россию от SWIFT отключили – это поменяло бы что-нибудь или это пустые разговоры?
— Это не пустые разговоры, это действительно усложнит систему переводов. Влияние SWIFT в том, что вы не можете делать переводы в реальном времени. Если вы не можете делать переводы в реальном времени, вы в значительной мере теряете возможность инвестирования на фондовом рынке, не можете выдавать нормальные овернайтовые кредиты. Ну, слушайте – были времена, когда не было SWIFT, когда Россия не была к нему подключена – ну, хорошо, будет так.
— Как живут сейчас компании и банки, которые не могут привлекать внешние заимствования?
— Тяжело. Они работают в значительной мере в убыток. Многие предприниматели сейчас делают выбор в пользу дополнительных, ранее отложенных средств, и поддержания компаний.
Российская экономика находится в таком состоянии потому, что люди банально плохо понимают, что происходит. Если бы они понимали лучше – они бы выводили деньги, уходили с рынка, закрывали компании. Но, не понимая масштабности, продолжительности и глубины последующих проблем, люди думают, что сейчас у них есть альтернатива – вкладывать деньги в текущие работы компании. Потому что закрыть ее и уйти с рынка – это отдать нишу другим, а занять ее снова будет почти невозможно. Если бы они могли оценивать адекватнее, то они бы закрылись.
— Сентябрьские переговоры с Пекином завершились не в пользу Путина. Рассчитывали на инвестиции со стороны Китая?
— Рассчитывали, но их не будет. Максимум какие-то межгосударственные кредиты. У Лукойла никогда не получалось получить от Китая ни копейки, а Лукойл – одна из самых открытых, прозрачных и крупных компаний в России. Я не думаю, что китайцы будут что-то строить. И денег они не дадут.
— Что будет дальше?
— Путин надеется на авось, на свою звезду и то, что все будет хорошо. Я не вижу у них никакой стратегии, никаких серьезных планов на случай дальнейшего сильного ухудшения.
— Как бы вы оценили экономическую ситуацию в Украине?
— Экономическая ситуация в Украине вполне объективно видна по статистике – более или менее стабильный курс, вы каким-то образом обслуживаете долг и договорились о реструктуризации, дефолта не будет. Это само по себе чудеса, на которые год назад сложно было рассчитывать. Но каких-то прорывных движений в экономике я тоже пока не наблюдаю.
— А вы видите какие-то пути прорыва для Украины?
— Вам нужны четкие посылы от Европы. Как говорил Вольфганг Шюссель, бывший канцлер Австрии [2000-2007], надо увеличивать помощь Украине, давать больше денег: Греции дали 300 миллиардов, а вам ничего. А Украина сейчас более важна.
Это правильно, но, мне кажется, что это не решение вопроса. Европейцам нужно четко определиться с официальным членством. Если бы они четко сказали, что Украина в 2025 году будет членом ЕС – это было бы лучше любой денежной помощи, потому что народ бы понял, что, будет нормальное законодательство, будут гарантированы инвестиции. Это мотивация, весьма комплексная. С этой позиции можно уже выстраивать дальнейшие шаги, в том числе инвесторам.
— Вы понимаете, почему европейцы не хотят брать на себя обязательства по членству Украины в ЕС?
— Потому что они абсолютно не настроены сейчас играть в большие политические игры. У них глубокий кризис лидерства. Проблемы не могут решаться без лидерства. Но и один человек тоже не все решает. Когда ЕС создавался – это была целая плеяда людей. Все продвигалось, когда были амбициозные цели. Сейчас нет амбициозной цели.
— Сейчас Россия представляет вызов для Европы, но они не оценивают это, как большую угрозу.
— Европейцы не работают под давлением. Ничего из того, что они делали – ни переход от европейского экономического сообщества к Европейскому Союзу, ни евро, ни восточное расширение – не было под давлением. Посмотрите на Балканы – это огромная болезненная проблема, которая стучит в колокол. И они ничего не делают. Чем больше вы на них давите, тем меньше они поддаются. Они не любят действовать в условиях внешнего стресса.
То есть в данном случае, скорее, цель не в российской опасности. Огромная цель – 2017 год. К 60-летию [создания ЕС] вы объединили континент. Население – 510 миллионов человек, ВВП – 16 триллионов евро. А остались [вне ЕС] – Босния, Сербия, Македония, Албания, Украина, Белоруссия, Молдова – это 60 миллионов человек, 350 миллиардов ВВП. Вам еще чуть-чуть – и все, Европа закрылась. Турция – не Европа, Россия – совсем нет. И проект ЕС закончен. Но на это как-то не ставится акцент.
— Возможен пересмотр Россией условий госдолга Украины, то есть реструктуризация?
— Думаю, нет. Это чисто политический прессинг. Путин создал этот повод, и в России было очень много недовольства, когда Януковичу давали этот кредит.
— Среди людей?
— Нет, простые люди в России никого не интересуют. Но даже в политической элите, Минфин и прочие – все возражали. Все прекрасно понимали, что это безнадежный долг. А Путин говорил, что это вполне возвратно, выгодно. В результате и геополитические цели были профуканы, и деньги. Поэтому, думаю, для него будет принципиальным вопросом добиваться возврата долга.
— Но Украина не собирается его в полной мере возвращать.
— Он будет подавать во всякие Стокгольмские арбитражи, суды международные.
— Как вы видите экономические, торговые отношения Украины и России в будущем?
— Они будут все хуже и хуже. Когда будет имплементировано соглашение Украины с ЕС [с 1 января 2016 года], я думаю, Россия ответит очередными ограничениями.
— Для самой России это будет ощутимо?
— Есть отдельные сектора – оборонка, немного авиастроение и какие-то точечные моменты – где, действительно, российские производственные комплексы сильно зависят от украинских поставщиков. В масштабе всей экономики – нет.
— Последний вопрос – вы считаете, что Путин в России – навсегда?
— Нет, Путин физически смертен.
— А до того момента?
— Да.
Леся Выговская, Елена Трибушная — nv.ua
