Британский журналист, соучредитель Института Reuters по изучению журналистики при Оксфордском университете Джон Ллойд размышляет об отношении к темным страницам истории в России и в Британии
Один из центральных принципов либерального мышления и либеральной политики состоит в том, что без страха смотреть в лицо истории своей страны необходимо для душевного здоровья народа.
Александр Солженицын, хроникер преступлений советской власти, сказал, вернувшись на родную землю в 1994 году после двадцатилетнего изгнания: «Национальное примирение — великая вещь и очень нужна, но не может быть национального примирения без духовного очищения».
Солженицын не был убежденным либералом, но в этом он согласен с несомненным представителем либеральной интеллигенции Иэном Бурумой. В своей книге «Расплата за вину» Бурума противопоставил подход немцев, принявших на себя ответственность за зверства нацистов, «заиканию» японцев, когда речь заходит о вине их страны в военных преступлениях: «Когда общество станет достаточно открытым и свободным, чтобы взглянуть в прошлое с точки зрения не жертвы и не преступника, а критика, — только тогда будут похоронены призраки».
Россия, играя старыми имперскими мускулами, сейчас рассматривает историю как оружие в своем неоимпериалистическом арсенале. Вылазки в темное и запутанное советское прошлое — не для нынешнего российского режима. В отличие от Бориса Ельцина, пришедшего к власти через разрушение Советского Союза, президенту Владимиру Путину нужно прошлое, очищенное от всего, что могло бы смутить. Советское время, когда он, паренек из рабочего класса, прошел путь до подполковника КГБ, снова рассматривается, хоть и с некоторыми темными пятнами, как период героизма и глобального могущества.
Власть в России всегда имела тенденцию к централизации, все ее институты обращены в сторону Кремля. Православная церковь всегда была частью этого: в ее прошлом много настоящих святых, но церковь как институт всегда была в первых рядах кланяющихся власти. И сейчас это возвращается.
У Соловецкого монастыря, религиозной цитадели на мрачном острове на крайнем севере России, еще более мрачная история. В 1926 году оттуда изгнали монахов, и он стал концлагерем. Прошлое напоминало о себе каждый год, 7 августа, когда проводили траурную церемонию памяти жертв лагеря. В этом году впервые ни государство, ни церковь не прислали на церемонию своих представителей. Соловецкий лагерь решили стереть из памяти.
Соловки в исторической памяти занимают более важное место, чем любой другой лагерь. Это был один из первых лагерей, созданных коммунистами после захвата власти, лаборатория жестокости, где отрабатывались методы обращения с миллионами людей, прошедших через ГУЛАГ или оставшихся там навсегда.
В 1989 году в Москве я видел документальный фильм о монастыре, ставшем тюрьмой. На показе присутствовала Раиса Горбачева, супруга советского лидера. Мы видели на экране избитых, полуголодных заключенных, работавших по 12 часов в день при температуре ниже нуля. Для них изобретали изощренные методы наказания: привязывали к тяжелому бревну и спускали по склону горы, а коротким летом привязывали к земле, чтобы тучи ненасытных комаров выпили их кровь.
Я не могу сказать, как этот фильм повлиял на Раису Максимовну, ее охрана пресекала любую попытку подойти к ней. Но я был потрясен. Я испытал ужас, но вместе с тем и надежду, потому что этот фильм был снят и показан почти что первому лицу в советском государстве.
Сейчас мероприятий в память о Соловках становится все меньше, а в самом монастыре они и вовсе прекратились. Такой порядок установили иерархи монастыря. Юрий Бродский, бывший инженер, полностью посвятивший себя сохранению памяти о темном прошлом, сказал корреспонденту The New York Times Нилу Макфаркуару: «Покаяние не означает, что мы должны прятать головы. Нам нужно смотреть в прошлое и думать о пути, который мы прошли».
Сейчас Россия смотрит назад, но видит лишь приукрашенные картины прошлого, как царских времен, так и советских. Критический взгляд строго запрещен. Кажется, будто это дает нации силу, но в действительности это так же ослабляет гражданское общество, как санкции Запада и низкие нефтяные цены ослабляют экономику.
Разумеется, Россия не одинока в своей борьбе с темными страницами истории. Моя страна, Британия, переросла свои имперские тенденции, похороненные еще в послевоенные 1940-е. Авторы большинства книг об имперском периоде, выходящих сейчас, признают, что империя была угнетателем, но есть и те, кто с этим спорит, утверждая, что ее влияние было благотворным, как Найалл Фергюсон в книге «Империя: как Британия создала современный мир» (2003). При этом за два события, которые индийцы считают особенно тяжкими преступлениями империи — расстрел 370 демонстрантов британской армией в Амритсаре в 1919 году и голод в Бенгалии в 1943 году — никто не принес никаких извинений, что у многих вызывает гнев.
Премьер-министр Дэвид Кэмерон в 2013 году первым из всех британских глав правительства посетил место Амритсарской бойни, но не принес формальных извинений, заявив, что он приехал, чтобы «воздать почести погибшим и помнить о случившемся, вынести из этого уроки… чтобы учиться на том плохом, что было в прошлом, и бережно хранить все хорошее». Тони Блэр в свою бытность премьером занимал сходную позицию. Он сказал о голоде в Ирландии 1845–52 годов: «То, что миллиону людей пришлось умереть в тогдашней части самого богатого и могущественного государства в мире, до сих пор причиняет нам боль, когда мы размышляем об этом сегодня». Точно так же и по отношению к рабству, которое британцы когда-то первыми ввели, а потом активно запрещали: Блэр, лидер оппозиции, выразил «сожаление», но не извинился.
И в этом я на стороне Кэмерона и Блэра: извиняться не надо, потому что это предполагает, что вы лично сделали (или не сделали) что-то, что вы можете исправить. Прагматичная леди Макбет заметила: «Что пользы тужить о том, чего не воротить? Что сделано, то сделано». Извинение безоговорочно обещает возможное исправление последствий.
Однако темные страницы прошлого не должны быть забыты. Важно сознавать их место в истории, даже если у вас нет личной или институциональной вины, потому что история живет, меняется и оказывает влияние всегда.
Поэтому попытки понять природу прошлого и подойти к нему, как сказал Бурума, с точки зрения критика, — это не просто история.
Критическое осмысление прошлого наносит болезненный удар по национальной гордости, но оно успокаивает тревогу в обществе, пробивает брешь в национальном высокомерии, усмиряет националистическую агрессию.
Это профилактическое средство против повторения истории.
