Возвращение России как великой державы: Владимир Путин играет мускулами.
Русская подводная лодка действует в восточной части Средиземного моря после того, как российский истребитель был сбит над Турцией страной НАТО. Это связано не только с борьбой против ИГ. Но какие реальные мотивы кроются за этим воинственным фасадом?
Мы спросили Уве Гальбаха, эксперта по Россия. В интервью Гальбах объяснил, почему Путин преследует в Сирии не одну, а по крайней мере три цели – и почему многое напоминает ему в развитии этого кризиса о Крымском конфликте.
Президент России Владимир Путин велит обстреливать позиции ИГ с подводной лодки в восточной части Средиземного моря. Это стратегия Путина в Сирии или бряцание оружием в сторону Запада?
Уве Гальбах: Преследует ли Путин в Сирии конкретную стратегию — это так же спорно, как и вопрос о том, какие стратегии преследуют другие внешние субъекты в Сирии, потому что ситуация на местах очень сложная. С Россией, как и с другими действующими лицами, не совсем ясно, как выглядит стратегия, например, следуют ли они четкой стратегии выхода.
Как далеко зайдет русское военное участие, никто пока не знает. Например, всегда исключалось, что будут задействованы наземные войска, но все время появляются доказательства того, что именно это произошло. Пока что картина и по этому вопросу остается неясной. Но что ясно, однако, это геополитические мотивы, которые создали условия и вызвали развертывание сил России в Сирии.
Каковы были эти условия?
Это, во-первых, желание показать: Россия имеет право голоса на Ближнем Востоке — а именно со времен Екатерины Великой. На эту тему был выдан конкретный комментарий со стороны Русской Православной Церкви. Был сделан намёк на то, что Россия всегда была фактором в этом регионе, всегда ей было что сказать, и это право на участие в разговоре поднимает снова, после того, как Запад своими роковыми нападениями всё перевернул вверх дном в этом регионе.
Таково русское повествование, русский рассказ по истории. В этом контексте Сирия играет ключевую роль, потому что Сирия была последним бастионом России в этом регионе, с портом в Тартусе, который остался последней базой за пределами СНГ.
Каковы другие цели?
Россия хочет, во-вторых, продемонстрировать, что она имеет право голоса на дипломатическом уровне — и её вмешательство действительно дало толчок к началу переговоров по Сирии между субъектами с очень разными интересами. Кроме того, Россия очень стремится преодолеть изоляцию, в которой она оказалась из-за кризиса на Украине, т. е. как-то отвлечь от этой темы — и переключить внимание на другой момент мировых событий. России удалось это, в целом.
Когда слушаешь Ваше описание российских мотивов, сразу узнаешь сходство с Крымским кризисом.
Несмотря на все усилия России отвлечь внимание от Крымского кризиса, в действительности просматриваются некоторые параллели с тем, что происходит в Сирии.
Это опять же вопрос военного позиционирования России, так как Крымский полуостров и порт Севастополь играли важную роль, такую же, как Сирия с портом Тартус.Теперь Россия развивает свои базы в Сирии еще дальше — с новой авиабазой в Латакии и второй, которая будет построена рядом с Хомсом.
Какие ещё параллели Вы видите?
Вторая параллель в подходе к Крыму является историзирующей, т.е. это обращение к истории. На Крым велись нападения вплоть до 18 века, когда полуостров был присоединен к России. Путин в своей речи после аннексии Крыма назвал Крым в высоком стиле Храмовой горой в русской истории.
И в случае с Сирией, также обратились назад к временам вплоть до Екатерины Великой, которая в противостоянии с Османской империей проводила российскую политику на Среднем Востоке.
Таким образом, это политика истории, в которой история инструментализирована, чтобы узаконить текущие интересы?
Текущая внешняя политика историзируется, т. е. подпитывается историческими аргументами. И показательно при этой историзации то, что в качестве ключевого действующего лица выступает церковь, которая, очевидно, работает в тесном сотрудничестве с Министерством иностранных дел.
Путину важно, с помощью мнимых внешнеполитических успехов, отвлечь от внутриполитических проблем?
Проблемы внутренней и внешней политики тесно переплетаются между собой. В опросах общественного мнения население России всегда выражает тоску по величию России: Россия должна быть великой державой, Россия должна быть даже сверхдержавой — и мир должен признавать это. Это очевидно — если верить этим опросам — твердая позиция в российском обществе. И именно ее использует Путин во внешнеполитических силовых актах со ссылкой на якобы историческую преемственность — и имеет, таким образом, также внутриполитический успех.
Действительно ли для России в Сирии главное — это борьба против милиции ИГ? Или это просто предлог, который избрал Путин, потому что это устраивает Запад?
Возможно, и то и другое вместе. Россия действительно обосновала свое участие в Сирии именно этой темой ИГ. Путин еще до этой кампании на различных мероприятиях снова и снова призывал к глобальной борьбе против ИГ.
Это, естественно, напоминает о реакции России на 11 сентября 2001 года, об общей борьбе против терроризма. Но первые боевые действия в октябре показали, что это не было в первую очередь против террористической милиции ИГ, что были атакованы другие цели, — и выяснилось, что Путин скорее озабочен тем, чтобы оказать военную поддержку действующему режиму Асада.
Но потом произошел снова сдвиг в сторону борьбы с ИГ, после того как был сбит русский самолет над Синаем. С тех пор Россия снова сильнее пропагандирует общую глобальная борьбу против ИГ.
С какой целью?
Это также попытка вернуть более активное участие в международном альянсе против терроризма. И это, конечно, не только оправдание, ибо Россия действительно заинтересована в собственной безопасности.
Путин признал, что на самом деле ИГ представляет опасность для всего мира, и не в последнюю очередь для самой России. В настоящее время Россия пытается выяснить, сколько молодых людей из России и с постсоветского пространства отправились в эту боевую зону — и, таким образом, представляют собой потенциальную угрозу в случае их возвращения.
Пока имеются довольно расходящиеся цифры, но ясно одно: среди иностранных бойцов ИГ — несколько тысяч российских граждан, так что дальнейшие события касаются России непосредственно.
Но притом поддержка режима Асада является, видимо, важной целью войны?
Поддержка так называемого законного правительства, под которым подразумевается, естественно, персона Асада, является важной целью России, хотя от одного имени этого человека Запад содрогается.
За этой поддержкой кроется еще одно, более крупное отклонение, а именно четкий русский отказ от политики смены режима извне, легитимизация всех действующих правительств, независимо от того, являются ли они демократическими или деспотическими.
После получения так называемого законного правительства миссия России прекращается. Насколько Москва при этом действительно фиксирована на Асаде лично, это спорный вопрос. Многие аналитики говорят, что отношения между Путиным и Асадом — это не просто любовный роман.
Это подобно тому, как это было между Путиным и Януковичем. Я думаю, что Путин не обязательно фиксирован на персоне господина Асада, а скорее на так называемой законной власти в Сирии.
Доктор фил. Уве Гальбах является членом исследовательской группы «Восточная Европа и Евразия» фонда Науки и Политики в Берлине. Его исследовательские интересы включают — в дополнение к России — Армению, Азербайджан и Грузию, а также противостояние с политическим исламом и исламизмом.
