Особое мнение Дмитрия Дедова на заседании Европейского суда
ЕСПЧ признал, что «закон Димы Яковлева» дискриминирует американцев в праве на усыновление российский детей. Инстанция присудила €75 тысяч гражданам США, которым закон не позволил усыновить тяжелобольных сирот. В своем особом мнении по делу российский судья ЕСПЧ Дмитрий Дедов заявил, что «закон Димы Яковлева» — результат политической напряженности между США и Россией, а заявители и дети стали «жертвами этого политического конфликта». Публикуем фрагмент его выступления о «политическом фоне» дела.
Прежде чем начать анализ политического фона настоящего дела, я должен сделать некоторые предварительные замечания. Обычно судьи предпочитают не вмешиваться в политику. Впрочем, это зависит от природы такого вмешательства. В соответствии с параграфом 3 статьи 21 Конвенции, судьи на протяжении срока своих полномочий не должны заниматься какой-либо политической деятельностью, несовместимой с их независимостью или беспристрастностью. Это правило не запрещает судьям оценивать политическую деятельность других лиц, если политические решения или политическая ситуация наносят ущерб правам человека и если вмешательство является объектом юридического рассмотрения в конкретном деле.
Специфичность юридического рассмотрения не означает, что область его должна быть узкой; судьи не обязаны закрывать глаза на политический фон. Это так еще и потому, что политическая деятельность не изолирована от всеобщих ценностей демократического общества. Область юридического рассмотрения может быть достаточно широкой и глубокой, чтобы принимать во внимание все факторы, элементы и обстоятельства, под влиянием которых произошло вмешательство, и которые могут воздействовать на юридическое решение. Более того, политический фон необходим, чтобы обнаружить «непреодолимые и весомые факторы» в настоящем деле.
В 2013 году парламентская ассамблея ОБСЕ признала политическую нестабильность международного усыновления (см. параграф 301 решения). Очевидно, оспариваемый закон был реакцией на политическое давление на Россию, постоянно осуществляемое властями США с 2002 года, когда российские власти начали предпринимать шаги по укреплению независимости и суверенитета страны. В конечном счете в 2015 году США официально провозгласили Россию одной из самых серьезных угроз (наряду с ИГИЛ и лихорадкой Эбола). Стратегия США осуществлялась через политические и экономические санкции. культурную изоляцию, интенсивную политическую пропаганду, демонизирующую так называемый «политический режим» в России, а также через создание военных баз, окружающих территорию России.
Существует широко распространенное мнение, что политический конфликт между США и Россией существовал на протяжении долгого времени. Я намеренно использую термин «конфликт», так как, по моему мнению, он более политически корректен для юридического анализа, хотя эксперты-политологи, объясняя сущность этих отношений, обычно говорят о «Холодной войне».
Любой политический конфликт разделяет государства и народы в большей степени, чем объединяет их. Любой политический конфликт разрушителен для верховенства закона, прав человека и демократии, даже если декларируемые цели политического давления связаны с распространением этих ценностей. Истина в том, что эти ценности можно распространять только в контексте мира и сотрудничества между государствами и негосударственными организациями. Однако силовая стратегия, движимая идеей исключительной природы одной нации или идеей «лидерства» перед всеми другими народами, и основанная на применении военной силы с целью контроля над любым суверенным процессом принятия решений, неизбежно ведет к яростным политическим конфликтам, которые обычно вспыхивают в ходе борьбы за независимость и самоопределение.
К несчастью, в такой атмосфере каждое политически чувствительное дело против России неизбежно рассматривается как часть этого политического конфликта. Закон № 272-ФЗ — не исключение. Даже если бы в закон не был включен запрет, его в любом случае рассматривали бы как следствие политической напряженности между США и Россией. К несчастью, заявители и дети оказались жертвами политического конфликта.
Этот политический фон также помогает понять скрытую мотивацию тех, кто продвигал принятие закона: после усыновления дети сменят гражданство, станут гражданами США, и тогда в ситуации политического конфликта они будут обязаны считать свою родную страну потенциальным врагом своего нового государства. Они могут участвовать или не участвовать в конфликте, но было бы по меньшей мере неразумно отправлять детей в страну, которая применят политическое давление.
Это главная этическая проблема в настоящем деле. Невозможно в полной мере уважать право человека на частную жизнь, если не отделять ее от политики. Однако частную жизнь в более широком смысле невозможно полностью отделить от политики государства, которое является частью общественной жизни. Кроме того, любое государство нуждается в легитимизации его действий обществом. Трагедия, связанная с настоящим делом, в том, что эти конфликтующие идеи привели к принятию закона и организации «Марша против подлецов» — акции протеста против этого закона. При отсутствии диалога всегда разгорается конфликт.
Именно поэтому стал возможным полный запрет. Оспариваемая мера была символической реакцией на политическое давление. Это означает, что и решение по настоящему делу также является символическим и может рассматриваться как попытка уменьшить напряженность, потому что детей нужно уберечь от политики — они заслуживают мирной жизни в любой стране. Хотя государство не поднимало этот вопрос, такое беспрецедентное политическое давление могло, по моему мнению, быть непреодолимой и весомой причиной для прекращения международного усыновления в принципе.
Однако возникает вопрос, должны ли непреодолимые причины превалировать над законными ожиданиями. На мой взгляд, должны, если существует реальная угроза для самых фундаментальных прав человека. В деле «Ибрагим и другие против Соединенного Королевства» (2016) суд постановил, что в случае если ответственное государство в конкретном деле убедительно продемонстрировало существование срочной необходимости предотвратить серьезные неблагоприятные последствия для жизни, свободы или физической целостности, это можно считать непреодолимыми причинами для ограничения доступа к юридической помощи в целях, обозначенных в статье 6 Конвенции. В это положение входит важный элемент: непреодолимые причины должны быть отделены от конкретных обстоятельств того или иного дела. Суд заключил, что неспецифичное утверждение об общем риске утечки не представляет непреодолимой причины для оправдания ограничений.
В настоящем деле опасность, продемонстрированная ответственным государством, была общей, а не специфической. Следовательно, она не представляет непреодолимой причины, оправдывающей закрытие доступа в национальные суды для оценки соответствия требованиям и завершения процесса усыновления. Я должен указать, что около 60 тысяч детей уже могли бы быть усыновлены гражданами США, так что истцы, которые так немногочисленны, не могли бы что-либо добавить к общему риску. Более того, оценкой риска по-прежнему могут заниматься национальные суды.
